Что не так с нарциссизмом
Несколько лет назад жизнь меня практически заставила вплотную столкнуться с темой патологического нарциссизма, и эта тема стала для меня одной из сфер интереса. Погружение в ТФП весьма поспособствовало углублению моего понимания этого расстройства и дало инструменты для работы с ним. Но есть ряд проблем.
Во-первых, большая беда вообще с термином «нарциссизм». Столько вокруг него понакручено историй, так нагружен он всякими ужастиками, что невозможно обычному человеку найти хоть что-то адекватное и человеколюбивое на эту тему. Я уж не говорю об имидже этого слова в народе. Нам, похоже, пора придумывать новое нестигматизирующее название для нарциссизма. Недавно одна клиентка жаловалась на то, что в сети гуляет множество статей на тему «как уйти от нарцисса», «каково это жить с нарциссом», «десять признаков партнёра-нарцисса» и всё такое, но крайне мало статей о том, что вообще такое нарциссизм, как он лечится (если лечится) и что вообще делать и куды бечь. Это прям беда. С пограничным расстройством похожая беда, но там есть хоть какие-то признаки общечеловеческого сострадания. С нарциссизмом всё прям печально.
Во-вторых, крайне мало информации о том, как это лечится и лечится ли вообще. В англоязычном интернете есть много информации о ДБТ, о всяких там КПТ, но преобладает идея, что, мол, это можно облегчить, помочь адаптироваться к миру, но, мол, характер не изменишь, нарциссом родился — нарциссом помрёшь. Это печально и, что главное, неправда.
В-третьих, что меня больше всего поразило, в англоязычном интернете после правления пресловутого экстравагантного президента на букву Т появилось огромное количество прям-таки демонизирующих материалов о нарциссизме. Там и Гитлера, и Сталина приплетают, в результате ни один уважающий себя нарцисс не захочет никакого дела иметь с этим диагнозом и вообще даже думать о том, что его что-то роднит с Гитлером. Это печально и даже как-то обескураживающе. И обескураживает то, что такие заявления слышны из уст уважаемых специалистов. Борьба с нарциссизмом встаёт в один ряд с борьбой с глобальным потеплением и расизмом. Оставляю это на их совести. Видимо, мне менталитет заокеанского народа ещё предстоит понять.
Не буду цитировать авторитетов, могу сказать, что у меня уже за это скромное время накопился опыт о том, что патологический нарциссизм поддаётся психотерапии и может перестраиваться и разрешаться. Да, очень многие отваливаются на начальном этапе, не успев ощутить эффекта. Да, тем, кто дошёл до начала перемен, тоже приходится несладко, потому что вскрываются очень болезненные штуки. Если пограничный пациент пребывает в этой боли практически постоянно, то для нарцисса эта боль скрыта за мощными защитами, и в процессе их переработки реально становится субъективно тяжелее. На определённом этапе терапии нарцисс превращается в «пограничника» со всеми типичными качелями и перепадами состояний. Но в итоге результат того стоит. Эта работа очень трудоёмкая и требует от двух лет (!), но она возможна в психоаналитическом ключе. Никакие другие известные мне подходы такого эффекта не дают. Но информации для пациентов об этом крайне мало.
Нарциссизм можно было бы назвать расстройством самооценки. Мы привыкли говорить о нарциссах как о самовлюблённых, высокомерных и чёрствых людях, но это только одна, как мне кажется, даже не самая многочисленная на сегодняшний день когорта людей, у которых характер структурирован по нарциссическому типу. Сейчас огромное число людей подпадают под категорию «скрытого» нарциссизма, который никак не распознать снаружи, пока не начнёшь взаимодействовать с человеком на более глубоком уровне. Мне кажется, что это эпидемия последнего десятилетия.
Нарциссизм в современном обществе образованных людей — это мир амбициозности, хронической неудовлетворённости собой и глубокого одиночества под маской успешной или даже нарочито «нормальной» жизни и саморазвития. Если с успешностью и достигаторством всё понятно, то нарциссизм «нормальной жизни» это штука более неуловимая но не менее тяжкая. Всё должно быть «нормально», «как у всех», «достойно». Интеллект и рациональный разум прорастают на развалинах мира чувств, который просвечивает лишь спорадически в конфликтах отношений, в психосоматике и дурных привычках. Определённый спектр эмоций может быть практически недоступным для нарциссичных людей, поскольку в их внутреннем мире просто нет адекватного опыта, на который они могли бы ориентироваться, чтобы как-то вообще для себя эти эмоции концептуализировать, поскольку их в детстве не принимали «как есть» и не научили принимать и узнавать свой внутренний мир как он есть. Большинство людей, которым можно было бы помочь с этим, никогда даже не задумаются о необходимости какой-либо помощи и уж точно не прочтут этот текст, даже не заинтересуются им. Те, кто дочитают до этого места, либо весьма любопытны и интуитивно ищут способы понять себя, или уже хватили фунт лиха и глубоко задумались о том, что с ними не так. В отсутствие любопытства и острого страдания нарцисс вряд ли дойдёт до специалиста.
Общество, к сожалению, потакает нарциссическим стремлениям и имеет скудное представление о здоровой эмоциональности. Поэтому многие нарциссы видят вокруг себя мир таких же нарциссов и просто не имеют шанса задуматься, что здесь что-то может быть не так.
Так что нам надо писать не о том, как тяжело с нарциссом и какие они все бяки, а о том, как человеку, который может потенциально иметь нарциссические черты, распознать их в себе и найти смысл в том, чтобы попробовать что-то в себе изменить. Надо писать о том, как выглядит здоровая эмоциональность и здоровые отношения. Надо писать о том, как выглядит страдание «скрытого» нарциссизма и как с ним быть. Нарциссам очень сложно обращаться за помощью ещё и потому, что они обычно веруют в интеллект и пытаются свои проблемы решить через интеллект, но это лишь их усугубляет, потому что интеллект и есть механизм формирования и поддержания патологического нарциссизма. А поскольку у них нет лексикона и концептуального понимания других сфер субъективного опыта, до них крайне трудно донести, что помимо интеллекта может быть что-то ещё полезное. И если нарциссу не хватает лексикона и понятий для осознания части своего внутреннего опыта, то ненарциссичному человеку точно так же сложно может быть описать переживания нарцисса. Если облекать их в слова с позиции «здоровой психики», формулировки получатся очень странными и даже диковатыми. Они нелепо смотрятся в текстовой форме, если только это не прямая речь человека, описывающего это изнутри.
Так что задача сложная, амбициозная, но куда деваться.
Проявления нарциссизма
Если говорить о симптомах и признаках, это вопрос сложный.
Я сейчас не беру в расчёт критерии официальных классификаций. Нарциссизм там присутствует исключительно в грандиозно-высокомерной вариации, которую трудно спутать с чем-то другим. А вот скрытый патологический нарциссизм в классификациях не представлен. Если и приводят какие-то критерии, связанные с самооценкой и отношениями, они имеют либо сугубо внешний описательный характер, либо углубляются в психологические дебри структуры личности. Дать же описание этим вещам в таком ключе, чтобы это было интуитивно понятно обывателю, весьма непросто.
Сделаю сначала одну ремарку. Есть вещи, которые берут начало в явных и конкретных ситуациях в прошлом. В школе обидели — травма — вот оно, можно ткнуть пальцем и сказать, что в этом причина нервного тика. А есть вещи, которые берут начало там, где НЕ произошло то, что должно было. Кто-то НЕ сделал нечто, что необходимо было сделать, и, поскольку этого нет, не во что ткнуть пальцем. Там, на этом месте, просто пусто. Вот в истоках патологического нарциссизма очень часто именно такой механизм.
Представим, что по мере развития человека он на определённом этапе детства начинает осознавать себя, родителей и социум вокруг. На каком-то этапе он из семейной идиллии вылетает в ближайшее околоземное пространство — садик и/или школу, где встречается с подобными себе приматами. На самом деле, в этот период происходит эдакий квантовый скачок — из нежного маминого цветочка человек превращается в участника сообщества. Все те нежные чувства, с которых он начинает свой путь, постепенно должны обрести социально приемлемую форму, быть названы, признаны, осознаны, выражены и обузданы. Сначала ребёнок кричит, плачет, требует, истерит, потом учится говорить нет, задавать вопросы, просить, извиняться, интересоваться другими. Словом, море межличностных и внутриличностных навыков. В этом процессе постепенно распускается весь спектр эмоциональности — все базовые аффекты вроде радости, печали и гнева и сложносочинённые чувства вроде разочарования, восхищения, огорчения и проч.
Ну и вот. Если всё происходит хорошо, если ребёнку повезло с семьёй и социумом, то он следует по этим жизненным ситуациям под присмотром и при постоянном зримом и незримом присутствии родителей и других значимых взрослых. Говоря художественным языком, сначала его мир окрашен основными цветами — жёлтым, красным, синим, зелёным, но постепенно, год за годом начинает обретать всё больше оттенков — пурпурный, голубой, серые тона, лиловые и др. Все эти полутона рождаются, по сути, в сочетании основных цветов и в их развитии.
Иначе говоря, можно проследить довольно плавную линию эволюции, где ребёнок постепенно развивается, наращивает слой за слоем, как луковица, становясь всё сложнее, устойчивее и глубже. Взрослый человек будет помнить и хранить связь со всеми своими возрастами. В одном из гипнотических упражнений как-то мой товарищ представил такую картину, где он как бы встречается с самим собой из разных периодов своего прошлого, и они все там обнимаются и вообще рады друг другу. Хорошая компания внутренних возрастов.
Но если везёт меньше, дело может пойти иначе. Представим, что на каком-то этапе детства ребёнок сталкивается с каким-то новым для себя опытом, который рождает в нём новые сложные чувства, которым у него нет названия. Он как-то в силу своего разумения демонстрирует своё замешательство близким, но они не замечают этого или не понимают. Скажем, этот ребёнок от природы более чувствителен, чем те, кто его воспитывают. Он сталкивается с утратой чего-то для себя ценного, но никто вокруг не может понять его горя. Но он не может сказать — хей, родаки, мне тут плохо, вообще-то, а вы меня не поддерживаете и непонимаете, пойду-ка я к другим взрослым. Он ничего не может сказать, скорее всего, и слов для описания своего опыта у него тоже нет. Откуда им взяться? Только от близких или от специально обученных людей, которые заметят, что что-то происходит, и постараются вникнуть, понять и назвать это.
Но вот этого не происходит. Это может не происходить хронически, годами, если ребёнок окружён одними и теми же людьми с хроническими «слепыми пятнами» в восприятии. Например, родители, которые пугаются грусти и слёз. Ребёнок плачет — его обязательно надо успокоить, укачать, отвлечь и развеселить, в крайнем случае — запретить плакать. Но у слёз ребёнка есть причина — эмоции, которые он чувствует, и опыт, который эти эмоции вызвал. Если он не поймёт, что это, почему, как называется, что означает и как с этим быть, эта часть его внутреннего мира не сформируется, не получит названий и слов для выражения. Скажем, всё, что связано с грустью, оказывается сваленной в углу кучей неразборчивых очертаний. Единственное, что ребёнок интуитивно усвоит — что туда лучше не лазить и не смотреть, потому что ничего кроме замешательства и боли не возникает.
А жить-то как-то в социуме надо. Зато у ребёнка есть все остальные рабочие чувства. Ну он ими и пользуется, а то, что попадает в больное место, он избегает либо атакует. Причём атаковать можно как снаружи, так и внутри. Кто-то плачет — можно его высмеять или обругать. А можно — сделать «как положено», утешить, но внутри себя думать — «нууу ты даёшь, зато вот я в такой ситуации не окажусь, это нелепо и стыдно, когда тебя кто-то должен утешать». Человек-то ведь не впитал, что грустить нормально, для него это что-то странное и неуместное. Ну вот он точно так же и судит других. Если это происходит снаружи — это высокомерный нарциссизм. А если внутри — то скрытый. Общество нам прививает нормы поведения, но оно не может привить нормы мышления.
Вот тут и происходит разделение. У человека происходит расщепление на два «этажа» — этаж собственной первичной эмоциональности и этаж социально подпитываемого фасада, «образа Я», и между этими этажами лифты ходят весьма бессистемно. Там, где первичная эмоциональность как-то сформировалась, туда лифт доезжает и останавливается. А где в первичной эмоциональности дыра — на этаже с грустью — там лифт не останавливается, никто не входит и не выходит. Но при этом на этаже образа Я есть представление о том, что вообще люди конечно грустят, это выглядит вот так и происходит вот поэтому. Только сам человек при этом по-настоящему не грустит. Он даже может на определённом этапе перестать плакать в принципе. Скажем, с подросткового времени просто функция плача отключается. В трогательных ситуациях или в горе он может онеметь, впасть в тревогу, подавленность, но не расплакаться. Причём он не сможет объяснить, почему он не плачет, и не скажет, что не грустит. Он грустит, просто вот так вот, без слёз. Это то, что в его образе Я называется грустью. А реальный аффект грусти замурован на этаже, куда не ходит лифт, и названия для него нет.
То есть, человек как бы во взрослый возраст берёт не всего себя, а только ту часть своего внутреннего мира, для которой у него сформировались понятия. Для остального он может выработать весьма проработанную систему концепций, которая будет носить исключительно интеллектуальный, абстрактный характер, но будет совершенно диссоциированной от реальных эмоций. Снаружи отличить «понятие о грусти» от «реальной грусти» неосведомлённому человеку практически невозможно. Изнутри — практически невозможно тоже, поскольку реальная грусть не имеет репрезентации в образе Я и подходящих слов.
Но этот самый образ Я, то есть нарциссическое ложное Я, как ещё в литературе величают его, призван от этой самой реальной грусти человека оберегать. То есть он и формировался в условиях, когда эта грусть, оставаясь невербальной, нераспознанной и непризнанной, не превращается в грусть как эмоцию, а остаётся сырым аффектом, замешанным на боли и недифференцированном возбуждении. Как примитивная гидра, которая сокращается вся целиком, если её ткнуть палочкой. Стоит отметить, что обычно одной грустью тут дело не ограничивается, там на этих этажах замуровываются и другие аффекты, связанные с агрессией и яростью. Я говорю «яростью», потому что гнев и спектр эмоций гнева — это продвинутый уровень тонких, дифференцированных эмоций гнева, раздражения, недовольства, возмущения и др. А там внутри — сырой аффект ярости как опять же недифференцированного возбуждения, замешанного на боли. И всё вот это вот ложное Я — оно и формируется таким образом, чтобы НЕ пускать внутрь себя эти аффекты с болью. В нём всё тщательно проработано и организовано так, чтобы объяснить себе и всем, почему этого нет, а если и есть — то именно такое, какое там есть. К этому может приплестись какая-нибудь хитрая система этики, где гнев становится «неконструктивным чувством» а грусть — «привязанностью к миру вещей» или что-то в этом роде. Словом, всё, чтобы первичные сырые аффекты оставались на том самом этаже, где не останавливается лифт.
Впрочем, иногда с того этажа может что-нибудь долететь — то стон, то какой-нибудь запах, а то и двери может выбить, когда лифт проезжает мимо, и всё, что там все эти годы хранилось, хлынет потоком на населённый уровень. И вот тут караул. Потому что на этаже «ложного Я» никто ничего такого даже и не ожидает. Там мир утопии, где люди получают свой прозиум (см. к/ф «Эквилибриум») и не чувствуют эмоций, а тут начинает затапливать чем-то иноплатентым.
Вот так примерно может произойти, когда нарциссические защиты дадут брешь. Боль, замешательство и смесь сырых аффектов ярости, горя и страха могут начать затапливать Я и лишать человека даже возможности думать об этом. Такие прорывы могут быть чуть ли не единственным, что заставит нарциссичного человека обратиться за помощью. Но если пробоина недостаточно крупная, её удаётся подлатать самостоятельно и вернуться в мир сферических коней в вакууме, в свою башню из слоновой кости. До следующего раза.
Но также иногда за помощью подталкивает обратиться вот это хроническое чувство, что чего-то важного не хватает, — пустота, дисбаланс, неудовлетворённость, непреодолимая эмоциональная дистанция между собой и другими людьми и недоступность определённого опыта.
Агрессия, вина и стыд
Наши коллеги из Нью-Йорка говорят о том, что ещё лет двадцать назад среди пациентов с расстройствами личности превалировало ПРЛ, но сейчас всё большая доля пациентов демонстрирует нарциссические черты. Я не знаю, с чем это может быть связано. Определённо, общество меняется, и формирование характера в детстве и юности теперь испытывает какие-то новые влияния, которые двигают его в сторону формирования нарциссических механизмов. Возможно, дело в том, что меняется контингент обращающихся за психотерапевтической помощью, и теперь мы видим больше социально адаптированных пациентов, которые добиваются определённого успеха в жизни, но страдают от внутреннего чувства неудовлетворённости, пустоты и неуверенности. Нарциссические защиты весьма эффективно помогают достигать успеха, поскольку на время отметают и подавляют уязвимые чувства, связанные с привязанностью, грустью, заботой о чувствах других, и мощно стимулируют амбициозность, агрессию и вознаграждаются любыми успехами. Это такой самоподдерживающийся механизм, который зачастую начинает давать сбои только тогда, когда достижение успехов упирается в некий естественный потолок, либо когда человек переходит на жизненный этап, где у его окружения происходят изменения в жизни — заводятся семьи, рождаются дети, они достигают успехов в каком-то творчестве и самовыражении, зачастую разводятся и находят новую любовь. Ещё один вариант — появление скуки и невозможность получать удовольствие и удовлетворение от долгосрочных проектов, иначе говоря, выгорание. Иначе говоря, на определённом этапе нарциссические механизмы адаптации перестают приносить удовлетворение и вознаграждение за успехи, а других механизмов у человека может не быть.
На самом тяжёлом краю нарциссического спектра пресловутые лифты между образом Я и эмоциональным миром не ходят практически никак. Вся жизнь человека, его самооценка и представление о себе (и о других!) основано исключительно на искусственно выработанном образе, который, единожды сформировавшись, не терпит никакой эволюции и модификаций. Поскольку формируется он обычно в позднем подростковом возрасте, человек оказывается закованным в янтарь того возрастного периода, в котором он «познал себя» и всячески отрицает любое движение времени. Отсюда действительно может возникать, с одной стороны, ощущение, что ты в течение многих лет внутренне чувствуешь себя на определённый возраст, скажем, лет на 20, а с другой — панический страх перед старением и отказ рассматривать естественное движение времени всерьёз.
Наши коллеги говорят, что реальность нарциссизма — это агрессия. Это имеет смысл, поскольку при столь мощной диссоциации ложного Я от эмоциональности сама встреча с реальностью является атакой, от которой приходится отбиваться. Реальность ставит под сомнение нерушимость нарциссического Я, в результате чего человеку постоянно приходится «побеждать» реальность, чтобы она не победила его и не разрушила его представление о себе.
Часто говорят о стыде как о ключевой эмоции нарциссизма. С этим могут быть связаны некоторые недопонимания. Стыд нарциссический отличается от стыда в общечеловеческом понимании слова. Вообще стоит начать с того, что у нас есть две ключевые эмоции-регулятора поведения — вина и стыд. Чувство вины, которое, кстати, нарциссам бывает труднодоступно, возникает, когда мы причиняем кому-то вред, и побуждает нас этот вред возместить и восстановить отношения. Оно тесно связано с ощущением страдания, которое мы причинили другому, и чувством собственной отстветственности за это. Наши коллеги из Paul Ekman Int., которые обучали нас распознаванию лжи, говорили, что при расследовании преступлений крайне важно понимать, какую эмоцию испытывает подозреваемый, чтобы подтолкнуть его сознаться. Если это чувство вины, то человек склонен, скорее, раскрыть тот вред, который он причинил, чтобы облегчить это чувство. Чувство стыда же ровно противоположно — оно побуждает скрывать поступки, чтобы они не высветили какое-то неприглядное качество человека. Стыд обычно возникает тогда, когда человек нарушает этические нормы. Стыд говорит о том, что человек намеренно преступил какой-то моральный закон, моральные стандарты, что делает его неполноценным, плохим, ущербным и т. д., из-за чего общество может его отторгнуть. Поэтому, соответственно, при расследовании, если у подозреваемого заподозрят чувство стыда, ему будут пытаться донести идею, что его поступок можно объяснить человеческими чувствами, естественными причинами, словом, как-то пытаться валидировать, чтобы он позволил себе раскрыть нечто, что его как человека в его собственных глазах очерняет. Обычно у нас, если мы делаем что-то предосудительное, возникает некая комбинация из обоих чувств.
Нарциссический стыд иного свойства. Он связан не с тем, что человек делает нечто, что его порочит в собственных глазах, а с тем, что в его самой природе есть нечто, что делает его ущербным. Это мотивирует не скрывать собственные мотивы или действия, а скрывать само существование чего-то внутри, что делает невыносимым его самоощущение, причём скрывать даже от самого себя. Вот эти вот все сырые аффекты, которые мало того что сами замешаны на боли, так ещё и ассоциированы с унижением, слабостью и беспомощностью, становятся чем-то, чего, как прописано в образе Я, у нормального человека вообще не должно быть. Поэтому к окружающим может быть двоякое отношение: либо они такие же «нормальные», либо они никчёмные, несущие в себе вот это вот всё ужасное и недостойное существования. Впрочем, может быть одна модификация: возможно, у человека и есть что-то такое недостойное, но если он хотя бы это понимает и стремится что-то с этим сделать, это уже даёт ему шанс перейти в следующий уровень. А если человек живёт со своими слабостями и даже не пытается ничего с ними делать, то и грош ему цена. То есть разница для нарциссического восприятия между пресловутым «превосходным» и «никчёмным» (идеальным/обесцененным) может быть в том, что «превосходный» хотя бы осознаёт всю степень своей никчёмности и пытается её исправить, а «никчёмный» даже не подозревает о ней.
Это отредактированные объединённые статьи, которые были опубликованы в соцсетях по-отдельности. Благодарю моих коллег за отклики и комментарии, а также читателей за интерес и резонанс.